СЛЕДСТВИЕ ОЧЕРЕДНОГО ПОРЯДКА И УСЛОВИЙ, ЕМУ ПРОТИВОДЕЙСТВОВАВШИХ. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗДРОБЛЕНИЕ РУССКОЙ ЗЕМЛИ В XII в. УСИЛЕНИЕ СТАРШИХ ВОЛОСТНЫХ ГОРОДОВ; ИХ ВЕЧА И РЯДЫ С КНЯЗЬЯМИ. ЭЛЕМЕНТЫ ЗЕМСКОГО ЕДИНСТВА РУСИ В XII в. ДЕЙСТВИЕ КНЯЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ НА ОБЩЕСТВЕННОЕ НАСТРОЕНИЕ И СОЗНАНИЕ; ОБЩЕЗЕМСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ КНЯЖЕСКИХ ДРУЖИН; ЗНАЧЕНИЕ КИЕВА ДЛЯ КНЯЗЕЙ И НАРОДА; ОБОБЩЕНИЕ БЫТОВЫХ ФОРМ И ИНТЕРЕСОВ, ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ РУССКОЙ ЗЕМЛИ В XII в. ПРОБУЖДЕНИЕ ЧУВСТВА НАРОДНОГО ЕДИНСТВА - ЗАВЕРШИТЕЛЬНЫЙ ФАКТ ПЕРИОДА.

Изучая очередной порядок княжеского владения, мы рассматривали общественные потребности и понятия, его вызвавшие и поддерживавшие, и препятствия, ему противодействовавшие. Нам предстоит видеть, к чему привело совместное действие этих противоположных условий.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗДРОБЛЕНИЕ. Отсюда вышли два ряда следствий, которыми завершился политической склад Руси к концу 1 периода. Одним из них было двойное политическое раздробление Руси, династическое и земское. По мере размножения князей отдельные линии княжеского рода всё далее расходились друг с другом, отчуждались одна от другой. Сначала племя Ярославичей распадается на две враждебные ветви, Мономаховичей и Святославичей: потом линия Мономаховичей, в свою очередь, разделилась на Изяславичей волынских, Ростиславичей смоленских, Юрьевичей суздальских, а линия Святославичей - на Давидовичей черниговских и Ольговичей новгород-северских. Каждая из этих ветвей, враждуя с другими из-за владельческой очереди, всё плотнее усаживалась на постоянное владение в известной области. Потому, с другой стороны, одновременно с распадением княжеского рода на местные линии и Русская земля распадалась на обособленные друг от друга области, земли. Как мы знаем, первые князья киевские установили политическую зависимость областей от Киева. Эта зависимость поддерживалась княжескими посадниками и выражалась в дани, какую области платили великому князю киевскому. По смерти Ярослава этой зависимости незаметно. Посадники князя киевского в главных городах областей исчезают, уступая место всё размножавшимся князьям. Областные или местные князья перестают платить дань Киеву, несовместную с отношениями младших родичей к названному отцу, великому князю киевскому. Вместо постоянной дани младшие князья давали старшему от времени до времени добровольные дары. С владельческим разъединением правящего рода разрывалась и политическая связь областей. Но, делаясь менее зависимыми сверху, областные князья становились всё более стеснены снизу. Постоянное передвижение князей со стола на стол и сопровождавшие его споры роняли земский авторитет князя. Князь не прикреплялся к месту владения, к тому или другому столу ни династическими, ни даже личными связями. Он приходил и скоро уходил, был политической случайностью для области, блуждающей кометой. Областное население, естественно, искало усидчивой местной силы, около которой могло бы сосредоточиться, которая постоянно оставалась на месте, не приходила и не уходила, подобно князю. Такая сила давно была уже создана ходом нашей истории. Это были главные города областей.

ВОЛОСТНЫЕ ГОРОДА. Некогда, ещё до прихода князей, они одни правили своими областями. Но потом в них произошла большая перемена. В IX в. управление городом и областью сосредоточивалось в руках военной старшины, военных начальников главного города, тысяцких, сотских и т. д., выходивших из среды торговой городской знати. С появлением князей эта городская аристократия постепенно переходила в состав княжеской дружины, в класс княжих мужей, или оставалась на месте без правительственного дела. Военное управление городов, по личному составу прежде бывшее, может быть, выборным, во всяком случае, туземным по происхождению своего личного состава, теперь стало приказно-служилым, перешло в руки княжих мужей по назначению князя. По мере упадка авторитета князей вследствие усобиц стало опять подниматься значение главных областных городов; вместе с тем политической силой в этих городах явилась вместо исчезнувшей правительственной знати вся городская масса, собиравшаяся на вече. Таким образом, всенародное вече главных областных городов было преемником древней городской торгово-промышленной аристократии. Эти веча волостных городов, в Киеве и Новгороде, появляющиеся по летописи ещё в начале XI в., со времени борьбы Ярослава со Святополком в 1015 г., всё громче начинают шуметь с конца этого века, делаясь повсеместным явлением, вмешиваясь в княжеские отношения. Князья должны были считаться с этою силой, входить с ней в сделки, заключать "ряды" с городами, политические договоры. Эти договоры определяли порядок, которого должны были держаться местные князья в своей правительственной деятельности. Так власть местных князей является ограниченной вечами волостных городов. Случаи такого договора мы встречаем в самом Киеве. В 1146 г., по смерти великого князя Всеволода из линии черниговских князей, на великокняжеском столе по уговору с киевлянами должен был сесть его брат Игорь. Но киевляне, много терпевшие при Всеволоде от княжеских городских судей, тиунов, восстали и потребовали от Игоря, чтоб впредь он сам судил горожан, не поручая суда своим приказчикам. Князь Игорь должен был дать киевлянам обязательство в том, что впредь городской судья будет назначаться по соглашению с городом, т. е. с его вечем.

РЯДЫ С ГОРОДАМИ. Эти ряды князей с волостными городами были новым явлением Руси XI и XII вв. и внесли важную перемену в её политическую жизнь или, точнее, были выражением такой перемены, подготовленной ходом дел на Руси. Весь княжеский род оставался носителем верховной власти в Русской земле; отдельные князья считались только временными владельцами княжеств, достававшихся им по очереди старшинства. При сыновьях и внуках Ярослава эта владельческая очередь простиралась на всю Русскую землю. В дальнейших поколениях Ярославова рода, когда он распался на отдельные ветви, каждая ветвь заводила свою местную очередь владения в той части Русской земли, где она утверждалась. Эти части, земли, как их называет летопись XII в., почти все были те же самые городовые области, которые образовались вокруг древних торговых городов ещё до призвания князей: Киевская, Переяславская. Черниговская, Смоленская, Полоцкая, Новгородская, Ростовская. К этим древним областям присоединились образовавшиеся позднее области Волынская, Галицкая, Муромо-Рязанская. Из этих земель Киевская, Переяславская и Новгородская оставались в общем владении княжеского рода. или, точнее, служили предметом спора для князей; в остальных основались отдельные линии княжеского рода: в Полоцкой - потомство Владимирова сына Изяслава, в Черниговской - линия Ярославова сына Святослава, в Волынской, Смоленской и Ростовской - ветви Мономахова потомства и т. д. Первоначальными устроителями этих областей были древние торговые города Руси, по именам которых они и назывались. С образованием Киевского княжества на этих городовых областях основались административное деление страны, а потом династический распорядок владений между первыми Ярославичами. Но в том и другом князья руководились своими собственными правительственными или генеалогическими видами. Теперь все отношения князей не только между собою, но и к главным городам областей стали договорными. Волостной город со своим вечем вошёл властным участником в политические соображения князей. Князь, садясь в Киеве, должен был упрочивать старший стол под собою уговором с киевским вечем; иначе бояре напоминали ему: "...ты ся еси еще с людьми Киеве не укрепил". Не посягая на верховные права всего княжеского рода, вечевые города считали себя вправе рядиться с отдельными князьями-родичами.

УСИЛЕНИЕ ГОРОДОВ. Ограждая свои местные политические интересы договорами с князем, эти города постепенно приобретали в своих областях значение руководящей политической силы, которая соперничала с князьями, а к концу XII в. взяла над ними решительный перевес. В это время областные общества больше смотрели на вечевые сходки своих главных городов, чем на местных князей, являвшихся в них на короткое время. К тому же волостной город в каждой земле был один, а князей обыкновенно бывало много. Управление целой землёй редко сосредоточивалось в руках одного князя: обыкновенно она делилась на несколько княжеств по числу наличных взрослых князей известной линии и во владении этими княжествами соблюдалась та же очередь старшинства, сопровождавшаяся обычными спорами и раздорами. Эти изменчивые владения назывались волостями, или наделками, князей: например, в Черниговской земле были княжества Черниговское, Северское (область Новгорода Северского), Курское, Трубчевское. Так в каждой области стали друг против друга две соперничавшие власти - вече и князь, и по мере того как городское вече, представлявшее силу центробежную, брало верх над князем, который, как член владетельного рода, владевшего совместно всей землёй, поддерживал связь управляемой области с другими, городовые области всё более обособлялись политически. Благодаря этому Русская земля в XII в. распалась на несколько местных, плохо связанных друг с другом областных миров. Такой политический порядок изображается в русской летописи второй половины XII в. По одному случаю она замечает, что новгородцы изначала и смольняне и киевляне и все "власти" (волостные, главные города) на веча, как на думу, сходятся, "на что же старейшии (старшие города) сдумают, на том пригороди (города младшие) станут". Значит, вечевые постановления старшего, волостного города имели обязательную силу для его пригородов, как приговоры верховной законодательной власти в области. Изображая политический порядок, установившийся в старых областях, публицист-летописец отметил вече старших городов, но позабыл или не счёл нужным упомянуть о князе. Так пал политический авторитет князя перед значением веча. Итак, очередной порядок княжеского владения при содействии условий, его расстраивавших, привёл к двойному политическому раздроблению Руси: 1) к постепенному распадению владетельного княжеского рода на линии, всё более удалявшиеся одна от другой генеалогически, и 2) к распадению Русской земли на городовые области, всё более обособлявшиеся друг от друга политически.

ЭЛЕМЕНТЫ ЕДИНСТВА. Но тот же порядок с противодействовавшими ему условиями создавал или вызывал к действию ряд связей, сцеплявших части Русской земли в одно если не политическое, то бытовое земское целое. Это второй ряд следствий очередного порядка. Перечислим эти связи.

КНЯЗЬЯ. 1. Первою из этих бытовых связей являются главные виновники политического раздробления Руси, сами князья, точнее говоря, то впечатление, какое производили они на Русскую землю своими владельческими отношениями. Очередной порядок владения, захватывая прямо или косвенно все части Русской земли, устанавливал между ними невольное общение, всюду пробуждал известные одинаковые думы, помыслы, вносил или затрагивал одинаковые чувства и заботы. Несмотря на повсеместный упадок княжеского авторитета, с князем в каждой области связаны были многие существенные местные интересы. Областные миры тяготились княжескими спорами, были равнодушны к княжеским счётам о старшинстве; но они не могли оставаться равнодушны к последствиям этих споров, которые иногда тяжело отзывались на областном населении. Таким образом, благодаря передвижению князей из волости в волость все части земли невольно и незаметно для себя и князей смыкались в одну цепь, отдельные звенья которой были тесно связаны друг с другом. Смена князя в одной волости чувствительно отзывалась на положении других, даже отдалённых. Сядет в Киеве великий князь из Мономаховичей - он пошлет править Новгородом своего сына. Тот придёт со своими боярами, своею дружиною, которая займёт все важные правительственные должности в области. С этими боярами князь станет, выражаясь языком древнерусских памятников, "суды судить, ряды рядить, всякие грамоты записывать". Но сгонит великого князя с киевского стола родич из Чернигова или с Волыни, и сын согнанного должен будет уйти из Новгорода вместе со своей дружиной. На место ушедшего явится новый князь, обыкновенно враждебный предшествовавшему. Для новгородцев возникал важный вопрос, знает ли новый князь порядки новгородские, местную старину-пошлину, даже захочет ли знать её. Пожалуй, из вражды к предшественнику станет он суды судить и ряды рядить не по-старому, старые грамоты пересуживать. Таким образом, княжеский круговорот втягивал в себя местную жизнь, местные интересы областей, не давая им слишком обособляться. Области эти поневоле вовлекались в общую сутолоку жизни, какую производили князья. Они еще далеко не были проникнуты одним национальным духом, сознанием общих интересов, общей земской думой, но, по крайней мере, приучались всё более думать друг о друге, внимательно следить за тем, что происходило в соседних или отдалённых областях. Так благодаря очередному порядку княжеского владения создавалось общее настроение, в котором первоначально отчётливо сказывалось, может быть, только чувство общих затруднений, но которое со временем должно было переработаться в сознание взаимных связей между всеми частями Русской земли.

ИХ ДРУЖИНЫ. II. Одинаковое с князьями общеземское значение имели и их дружины. Чем больше размножался княжеский род и чем сильнее разгоралась борьба со степью, тем больше увеличивался численно служилый дружинный класс. У нас нет достаточно сведений о количестве дружины у отдельных князей. Можно только заметить, что старшие и богатые младшие князья имели довольно многочисленные дворы. Святополк, великий князь киевский, хвалился, что у него до 700 одних отроков, т. е. младших придворных слуг. В Галиче, богатом княжестве XII - XIII вв., во время одной усобицы (1208 г.) перебито было 500 одних бояр; но много их ещё разбежалось. Старшие и богатые младшие князья выводили в поле по две и по три тысячи человек дружины. О многочисленности этого класса можно судить ещё и по тому, что каждый взрослый князь имел особую, хотя иногда и небольшую, дружину, а во второй половине XII в. таких князей действовало несколько десятков, если не целая сотня. Дружина по-прежнему имела смешанный племенной состав. В Х - XI вв., как мы знаем, в ней преобладали ещё пришлые варяги. В XII в. в её состав входят и другие сторонние элементы: рядом с туземцами и обрусевшими потомками варягов видим в ней людей из инородцев восточных и западных, которые окружали Русь, торков, берендеев, половцев, хозар, даже евреев, угров, ляхов, литву и чудь. Очередной порядок княжеского владения, заставляя князей постоянно передвигаться с места на место, делал столь же подвижною и княжескую дружину. Когда князь по очереди переходил с худшего стола на лучший, его боярам и слугам выгодно было следовать за ним, покидая прежнюю волость. Когда князь вопреки очереди покидал лучший стол для худшего вследствие усобицы, дружине его выгоднее было покинуть князя и остаться в прежней волости. Единство княжеского рода позволяло дружиннику переходить от князя к князю, а единство земли - из области в область, ни в том, ни в другом случае не делаясь изменником. Так очередной порядок княжеского владения приучал дружину менять волости, как их меняли князья, менять и князей, как они меняли волости. Притом благодаря этой подвижности старшие дружинники, княжи мужи, бояре, занимавшие высшие правительственные должности, не могли занимать их долгое время в одних и тех же волостях и чрез это приобретать прочное местное политическое значение в известной области, тем не менее могли превращать свои должности в наследственные, как это было на феодальном Западе и в соседней Польше. Сосчитали всех упоминаемых в летописи дружинников со смерти Ярослава до 1228 г. и насчитали до 150 имён. Из всего этого количества нашли не более шести случаев, когда дружинник по смерти князя-отца, которому он служил, оставался на службе у его сына, и не более шести же случаев, когда дружинник при княжеской смене оставался в прежней волости; только в двух случаях на важной должности тысяцкого, военного начальника главного областного города, являлись преемственно члены одного и того же боярского рода. Главным образом благодаря этой подвижности у бояр туго развивалась и самая крепкая привязь к месту - землевладение. В XI и XII вв. находим указания на земли бояр и младших дружинников. Но легко заметить, что боярское землевладение развивалось слабо, не составляло главного экономического интереса для служилых людей. Дружинники предпочитали другие источники дохода, продолжали принимать деятельное участие в торговых оборотах и получали от своих князей денежное жалованье. Мы даже знаем наиболее обычный размер этого жалованья. Летописец XIII в., вспоминая, как живали в старину, замечает, что прежде бояре не говорили князю: "Мало мне, князь, 200 гривен". Эти 200 гривен кун (не менее 50 фунтов серебра), очевидно, были в XII в. наиболее обычным окладом боярского жалованья. Значит, большинство бояр, не приобретая в областях прочного правительственного положения, не имело и влиятельного местного значения экономического. Так служилый человек не привязывался крепко ни к месту службы, ни к лицу или семье князя, которому служил. Не привязанный крепко ни к какому князю, ни к какому княжеству, боярин привыкал сознавать себя слугою всего княжеского рода, "передним мужем" всей Русской земли. У него не могли установиться ни прочные местные интересы в той или другой области, ни прочные династические связи с той или другой княжеской линией. Вместе с другим высшим классом общества, духовенством, и, может быть, ещё в большей степени, чем это сословие, многочисленный дружинный класс был подвижным носителем мысли о нераздельности Русской земли, о земском единстве.

КИЕВ. III. Очередной порядок княжеского владения поддерживал и усиливал общеземское значение политического средоточия Руси, города Киева. Киев был центральным узлом княжеских отношений: туда направлялся княжеский круговорот: оттуда он нормировался. Удобства жизни в Киеве, фамильные предания. честь старшинства, названного отчества, церковное значение этого города делали его заветной мечтой для каждою князя. Молодой княжич, кружась по отдалённым областям, не спускал с него глаз, спал и видел его. Превосходное поэтическое выражение этой тоски по Киеву, одолевавшей молодого князя, находим в Слове о полку Игореве. В 1068 г. киевляне восстали на великого князя Изяслава и прогнали его, а на великокняжеский стол возвели посаженного старшими князьями в тюрьму Всеслава полоцкого. Только семь месяцев посидел Всеслав на киевском столе, лишь дотронулся копьем до него и должен был бежать в Полоцк. Но он уже всю жизнь не мог забыть Киева. Бывало, рано утром зазвонят к заутрени у св. Софии в Полоцке, а князю всё ещё слышится знакомый звон у св. Софии киевской. Доля этих княжеских чувств к Киеву сообщалась и населению русских областей, даже самых отдалённых. Оно также всё более и всё чаще приучалось думать о Киеве, где сидел старший князь Русской земли, откуда выходили все добрые княжеские походы в степь на поганых, где жил высший пастырь русской церкви, митрополит всея Руси, и сосредоточивались наиболее чтимые святыни Русской земли. Выражение этого народного отношения к Киеву мы встречаем в известном духовном стихе о Голубиной книге. Отвечая на вопрос, какой город всем городам мать, он иногда, забывая про Иерусалим, поет: "А Киев град всем городам мати".

КУЛЬТУРНОЕ ВЛИЯНИЕ КНЯЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ. IV. Усиливая земское значение главного города Русской земли, очередной порядок княжеского владения содействовал успехам общежития и гражданственности в самых отдалённых углах Руси. Чем больше становилось князей, тем мельче дробилась Русская земля. Каждый взрослый князь обыкновенно получал от старших родичей особую волость. Благодаря этому отдалённые захолустья постепенно превращались в особые княжества. В каждом из этих княжеств являлся свой стольный город, куда наезжал князь со своей дружиной, своими боярами. Город обстраивался, князья украшали его храмами, монастырями; среди простеньких обывательских домов появлялись большие хоромы и дворы княжеские и боярские, и всё устроялось по-киевски. Таким образом в разные углы Руси вносились обстановка и формы жизни, снятые с одного образца. Таким образом и руководителем местной жизни служил Киев, источник права, богатства, знания и искусства для всей тогдашней Руси. Благодаря распространению князей по Русской земле совершалось известное обобщение житейских отношений, нивелировка местной жизни: во всех частях земли устанавливались одинаковые бытовые формы, одинаковые общественные вкусы и понятия. Перелётные птицы Русской земли, князья со своими дружинами, всюду разносили семена культуры, какая росла и расцветала в средоточии земли, в Киеве.

КНЯЗЬЯ И ЗЕМЛЯ. Изученные нами два противоположных ряда последствий, вышедших из борьбы очередного порядка с условиями, его разрушавшими, дают нам возможность определить политический строй тогдашней Русской земли, обозначить форму её политического быта привычной нам терминологией. Что такое была Русская земля в XII в. как политический состав? Было ли это единое, цельное государство с единой верховной властью, носительницей политического единства страны? На Руси была тогда единая верховная власть, только не единоличная. Она имела довольно условное, стеснённое значение. Князья были не полновластные государи земли, а только военно-полицейские её правители. Их признавали носителями верховной власти, насколько они обороняли землю извне и поддерживали в ней существовавший порядок; только в этих пределах они и могли законодательствовать. Но не их дело было созидать новый земский порядок: такого полномочия верховной власти ещё не было ни в действовавшем праве, ни в правовом сознании земли. Князья внесли немало нового в земские отношения Руси, но не в силу своей власти, а по естественному ходу дел: эти новости рождались не только из действия княжеского порядка владения, но и из противодействия ему, например из вмешательства волостных городов. К числу этих новостей относится и то, что княжеский род стал элементом единства Русской земли. Естественное преемство поколений сообщило потомству Владимира Святого вид династии, платным сторожам Руси дало монополию наследственного правления землёй. Это был простой факт, никогда не закрепленный признанием земли, у которой не было и органа для такого признания: при замещении столов волостные города договаривались с отдельными князьями, а не с целым княжеским родом. Порядок совместного княжеского владения и стал одним из средств объединения земли; но он был не актом их учредительной власти, а следствием их неуменья разделиться, как разделились потом суздальские потомки Всеволода III. Так две общественные силы стали друг против друга, князья со своим родовым единством и земля, разделённая на области. При первом взгляде Русская земля представляется земской федерацией, союзом самостоятельных областей, земель. Однако их объединял политически только княжеский род, помимо которого между ними не было другой политической связи. Но и единство княжеского рода было не государственным установлением, а бытовым обычаем, к которому была равнодушна земля и которому подчас противодействовала. В этом заключались существенные отличия Руси XII в. как земского союза от федерации в привычном смысле этого слова. Основание федерации - постоянный политический договор, момент юридический; в основе княжеского совместного владения лежал факт происхождения, момент генеалогический, из которого выходили постоянно изменявшиеся личные соглашения. Этот факт навязывал князьям солидарность действий, не давая им постоянных норм, не указывая определённого порядка отношений. Далее, в федерации должны быть союзные учреждения, простирающие своё действие на всю союзную территорию. Правда, и на Руси XII в. было два таких учреждения: власть великого князя киевского и княжеские съезды. Но власть великого князя киевского, вытекая из генеалогического факта, а не из постоянного договора, не была точно определена и прочно обеспечена, не имела достаточных средств для действия и постепенно превратилась в почётное отличие, получила очень условное значение. Какие сколько-нибудь определённые, обязательные политические отношения могли выйти из такого неполитического источника, как звание названого отца? Это генеалогическая фикция, а не реальная политическая власть. Каждый младший родич, областной князь, считал себя вправе противиться великому князю киевскому, если находил его действия неправильными, неотеческими. С другой стороны, по призыву великого князя нередко устраивались княжеские съезды для обсуждения общих дел. Такими общими делами были обыкновенно вопросы законодательства, чаще вопросы о взаимных отношениях князей и о средствах защиты Русской земли от внешних врагов. Но эти съезды никогда не соединяли всех наличных князей и никогда не было точно определено значение их постановлений. Князья, не присутствовавшие на съезде, едва ли считали для себя обязательными их решения; даже князья, участвовавшие в съезде, считали себя вправе действовать вопреки его решению, по личному усмотрению. На съезде в Витичеве в 1100 г. старшие двоюродные братья Святополк, Мономах, Давид и Олег (Святославичи), приговоривши наказать Давида Игоревича Волынского за ослепление Василька, постановили отнять и у этого последнего его Теребовльскую волость как у неспособного править ею. Но Ростиславичи Володарь и Василько не признали этого решения. Старшие князья хотели принудить их к тому силой; но самый видный из членов съезда Мономах, участвовавший в этом решении, отказался идти в поход, признав за Ростиславичами право ослушаться съезда на основании постановления прежнего съезда в Любече (1097 г.), где за Васильком был утвержден Теребовль. Так ни власть великого князя, ни княжеские съезды не сообщали Русской земле характера политической федерации, союзного государства в точном смысле слова. Русская земля представляла собою не союз князей или областей, а союз областей через князей. Это была федерация не политическая, а генеалогическая, если можно соединять в одном определении понятия столь различных порядков, федерация, построенная на факте родства правителей, союз невольный по происхождению и ни к чему не обязывавший по своему действию - один из тех средневековых общественных составов, в которых из частноправовой основы возникали политические отношения. Русская земля не делилась на части, совершенно обособленные друг от друга, не представляла кучи областей, соединённых только соседством. В ней действовали связи, соединявшие эти части в одно целое; только эти связи были не политические, а племенные, экономические, социальные и церковно-нравственные. Не было единства государственного, но завязывалось единство земское, народное. Нитями, из которых сплеталось это единство, были не законы и учреждения, а интересы, нравы и отношения, ещё не успевшие облечься в твёрдые законы и учреждения. Перечислим ещё раз эти связи: 1) взаимное невольное общение областей, вынужденное действием очередного порядка княжеского владения, 2) общеземский характер, усвоенный высшими правящими классами общества, духовенством и княжеской дружиной, 3) общеземское значение Киева как средоточия Руси не только торгово-промышленного, но и церковно-нравственного и 4) одинаковые формы и обстановка жизни гражданского порядка, устанавливавшиеся во всех частях Руси при помощи очередного порядка княжеского владения.

ДВОЯКОЕ ДЕЙСТВИЕ ОЧЕРЕДНОГО ПОРЯДКА. Двоякое действие очередного порядка и условий, его расстраивавших, привело к двойственному результату: оно 1) разрушило политическую цельность, государственное единство Русской земли, над которым, по-видимому, с таким успехом трудились первые киевские князья, и 2) содействовало пробуждению в русском обществе чувства земского единства, зарождению русской народности. В этом втором результате, кажется, надобно искать разгадки своеобразного отношения к старой Киевской Руси со стороны нашего народа и нашей историографии. И народ, и историки до сих пор относятся к этой Руси с особенным сочувствием, которое кажется неожиданным при том хаотическом впечатлении, какое выносим из изучения этого периода. В современной русской жизни осталось очень мало следов от старой Киевской Руси, от её быта. Казалось бы, от неё не могло остаться каких-либо следов и в народной памяти, а всего менее благодарных воспоминаний. Чем могла заслужить благодарное воспоминание в народе Киевская Русь со своей неурядицей, вечной усобицей князей и нападениями степных поганых? Между тем для него старый Киев Владимира Святого - только предмет поэтических и религиозных воспоминаний. Язык до Киева доводит: эта народная поговорка значит не то, что неведома дорога к Киеву, а то, что везде всякий укажет вам туда дорогу, потому что по всем дорогам идут люди в Киев; она говорит то же, что средневековая западная поговорка: все дороги ведут в Рим. Народ доселе помнит и знает старый Киев с его князьями и богатырями, с его св. Софией и Печерской лаврой, непритворно любит и чтит его, как не любил и не чтил он ни одной из столиц, его сменивших, ни Владимира на Клязьме, ни Москвы, ни Петербурга. О Владимире он забыл, да и в своё время мало знал его; Москва была тяжела народу, он её немножко уважал и побаивался, но не любил искренно; Петербурга он не любит, не уважает и даже не боится. Столь же сочувственно относится к Киевской Руси и наша историография. Эта Русь не выработала прочного политического порядка, способного выдержать внешние удары; однако исследователи самых различных направлений вообще наклонны рисовать жизнь Киевской Руси светлыми красками. Где причина такого отношения? В старой киевской жизни было много неурядиц, много бестолковой толкотни; "бессмысленные драки княжеские", по выражению Карамзина, были прямым народным бедствием. Зато в князьях того времени так живо было родственное, точнее, генеалогическое чувство, так много удали, стремления "любо налезти собе славу, а любо голову свою сложить за землю Русскую", на поверхности общества так много движения, а люди вообще неравнодушны к временам, исполненным чувства и движения. Но это мы, поздние наблюдатели, находим эстетическое удовольствие в оживлённом движении, изображаемом летописью XI - XII вв. Сами участники движения, наверное, выносили несколько иное впечатление из шума, какой они производили и переживали. Они видели себя среди всё осложнявшихся затруднений и опасностей, внутренних и внешних, и всё сильнее чувствовали, что с этими делами им не справиться разобщёнными местными силами, а необходимо дружное действие всей земли. Необходимость эта особенно живо должна была чувствоваться после Ярослава и Мономаха. Эти сильные князья умели забирать в свои руки силы всей земли и направлять их в ту или другую сторону. Без них, по мере того как их слабые родичи и потомки запутывались в своих интересах и отношениях, общество всё яснее видело, что ему самому приходится искать выхода из затруднений, обороняться от опасностей. В размышлениях о средствах для этого киевлянин всё чаще думал о черниговце, а черниговец о новгородце и все вместе о Русской земле, об общем земском деле. Пробуждение во всём обществе мысли о Русской земле, как о чём-то цельном, об общем земском деле, как о неизбежном, обязательном деле всех и каждого, - это и было коренным, самым глубоким фактом времени, к которому привели разнообразные, несоглашённые и нескладные, часто противодействовавшие друг другу стремления князей, бояр, духовенства, волостных городов, всех общественных сил того времени. Историческая эпоха, в делах которой весь народ принимал участие и через это участие почувствовал себя чем-то цельным, делающим общее дело, всегда особенно глубоко врезывается в народной памяти. Господствующие идеи и чувства времени, с которыми все освоились и которые легли во главу угла их сознания и настроения, обыкновенно отливаются в ходячие стереотипные выражения, повторяемые при всяком случае. В XI - XII вв. у нас таким стереотипом была Русская земля, о которой так часто говорят и князья и летописцы. В этом и можно видеть коренной факт нашей истории, совершившийся в те века: Русская земля. механически сцепленная первыми киевскими князьями из разнородных этнографических элементов в одно политическое целое, теперь, теряя эту политическую цельность, впервые начала чувствовать себя цельным народным или земским составом. Последующие поколения вспоминали о Киевской Руси как о колыбели русской народности.

ОБЩЕЗЕМСКОЕ ЧУВСТВО.1 Этого факта, конечно, не докажешь какой-либо цитатой, тем или другим местом исторического памятника; но он сквозит всюду, в каждом проявлении духа и настроения времени. Прочитайте или припомните рассказ Даниила Паломника из Черниговской земли о том, как он в начале XII в. ставил русскую лампаду на гробе господнем в Иерусалиме. Пришёл он к королю Балдуину с просьбой разрешить ему это дело. Король знал русского игумена и встретил его ласково, потому что был он человек добрый и смиренный. - Что тебе надо, игумене русский? - спросил он Даниила. - Князь и господин, - отвечал ему Даниил, - хотел бы я на гробе господнем поставить лампаду от всей Русской земли, за всех князей и за всех христиан Русской земли. По ходу политических дел на Руси Черниговская область рано стала обособляться от других русских областей, и земские русские чувства по характеру и отношениям черниговских Святославичей могли находить себе пищи менее, чем где-либо при тамошних княжеских столах. Ничего этого не сказалось в Слове о полку Игореве, певец которого принадлежал к черниговской княжеской дружине. Поэма вся проникнута живым общеземским чувством и чужда местных сочувствий и пристрастий. Когда её северские и курские полки вступили в степь, она восклицает: "О Русская земля! уже ты за холмами". Эти полки зовутся в ней русиками, русскими полками; разбитые, они ложатся за землю Русскую; тоска разливается по всей Русской земле, когда распространилась весть об этом поражении. Не своих черниговских Святославичей, а Мономаховичей, Всеволода из Суздальской земли, Рюрика и Давида из Смоленской, Романа с Волыни зовёт северский певец вступиться за обиду своего времени, за землю Русскую.

ЕГО ПРЕДЕЛЫ. Везде Русская земля, и нигде, ни в одном памятнике не встретим выражения русский народ. Пробуждавшееся чувство народного единства цеплялось ещё за территориальные пределы земли, а не за национальные особенности народа. Народ - понятие слишком сложное, заключающее в себе духовно-нравственные признаки, ещё не дававшиеся тогдашнему сознанию или даже ещё не успевшие достаточно обнаружиться в самом русском населении. Притом не успели ещё сгладиться остатки старинного племенного деления, и в пределах Русской земли было много нетронутых ассимиляций иноплеменников, которых ещё нельзя было ввести в понятие русского общества. Из всех элементов, входящих в состав государства, территория наиболее доступна пониманию; она и служила определением народности. Потому чувство народного единства пока выражалось ещё только в идее общего отечества, а не в сознании национального характера и исторического назначения и не в мысли о долге служения народному благу, хотя и пробуждалось уже помышление о нравственной ответственности перед отечеством наравне со святыней. На Любецком съезде князья, поцеловав крест на том, чтобы всем дружно вставать на нарушителя договора, скрепили своё решение заклятием против зачинщика, "...да будет на него крест честной и вся земля Русская".